На грани мира

Кадр из  сериала "Татуировщик из Освенцима"

Понять Освенцим
Чтобы понять дух или бездушие эпохи - так по крайней мере кажется мне, - нужен не столько уход от эмоций, сколько способность к участию и готовность судить: ведь на карте всегда стояло и всегда стоит дело человека. Исторический документ доступен всякому, но дух эпохи лишь тому, кто воспримет его всем существом, кто не станет абстрагироваться от себя самого. Злодеяния других - не аргумент для оправдания. Освенцим нельзя рассматривать в историческом сравнении, ибо это значит вольно или невольно смягчать вину: к тому же это ничего дополнительно не объясняет. И понять Освенцим нельзя.

Конечно, прежде чем судить, всегда надо постараться понять, но здесь, перед лицом этого преступления, мы чувствуем, что у понимания есть границы. К тому же я спрашиваю себя: как бы отнеслись к нашей потребности понимания жертвы, погибшие и те выжившие, что еще есть среди нас? Дольф Штернбергер четко выразил то, что только и можно здесь сказать: «Если действительно смысл науки состоит в стремлении понять, то приходится сделать вывод, что для понимания феномена «Освенцим» наука непригодна». Как бы странно это ни звучало, Освенцим завещан нам. Он принадлежит нам, как принадлежит нам вся наша остальная история.

Жить с ней в мире - это иллюзия, ибо нет конца вызовам и искушениям. В конечном счете мы имеем дело не со спиритуалистическим наследием гегелевского мирового духа, а с завещанным нам невыразимым страданием. Так что позволительно спросить, возможен ли мир, в котором найдет место и непримиримость. Я думаю, да. Мир, который нам по душе, обычно вытесняет то неприятное, что связано памятью. Но именно непримиримость к прошлому делает нас более страстными поборниками мира. Непримиримые мы отдаем прошлому то, что ему причитается, а современности - то, что ей подобает.



В мире голода, насилия, эгоизма
Где бы и что бы ни происходило сегодня, мы соучастники. Если где-то что-то рушится, если власть имущие ведут войну против собственного народа, на кого-то налетела саранча, дельфины служат в военном флоте, подписываются договоры и политики целуют друг друга - мы при этом присутствуем, от соучастия не уйти.
И чуть ли не каждый день можем видеть бедствия, бедствия в трущобах, в зонах голода, бедствия в дельтах великих рек. Картинкам мы верим. Напичканные информацией, мы говорим себе, что Земля стала меньше. Она и в самом деле стала меньше.

У нас есть основания задаться вопросом: сколько она ещё вынесет, сколько выдержит, наша старая, изношенная планета, и если мир, о котором думаем, предполагает также возможность накормить и согреть людей, - скольким из них перед лицом взрыва народонаселения осталась надежда на мирную жизнь? Можно сказать наверняка, миллиарды людей будущих поколений не смогут рассчитывать на то скромное удовлетворение, которое дает работа. Но не находя больше удовлетворения в работе, есть они все-таки будут должны. Если уже сегодня умирают от голода миллионы, какие источники питания надо будет дополнительно открыть, чтобы предотвратить голодную смерть миллиардов?

А если надо будет добыть достаточно пропитания, откуда взять энергию, что бы, попросту говоря, сварить еду на берегах Нила и Ганга, в бразильских и филиппинских трущобах? Наконец, в не могу обойти и вытекающий отсюда вопрос: ка кие обозримые последствия для земной атмосферы будет иметь гигантское потребление энергии? Все это вопросы, которые не очень способствуют мирному настроению.
Мира нам не видать, если мы не сумеем принять близко к сердцу бедствия «третьего мира», нынешние и грядущие, ещё более ужасные. Конечно, смягчению этих бедствий мог бы способствовать новый экономический порядок, но не менее важной представляется мне и выработка программы действий в области политики народонаселения; это необходимо, если мы хотим обеспечить себе мирное будущее на этой тесной планете.

Проблема народонаселения - здесь все эксперты согласны это не причина, а сопутствующее проявление слаборазвитости. Решения этой проблемы наталкивается на разного рода трудности. Одна из самых деликатных трудностей связана с религиозными взглядами... Как можно осуществить программу демографической политики, если не будут сняты с повестки дня или не потеряют своей регулирующей силы религиозные установки и ценностные представления? Решающим валяется согласие глав всех мировых религий.

Чуткий требованиям современности Гельмут Шмидт собрал вместе религиозных руководителей и политиков для разговора о проблемах мира и народонаселения. Мусульмане и христиане, иудеи, индуисты и буддисты встретились друг с другом, и все участники, а это отнюдь не само собой разумелось согласились в том, что рост народонаселения следует рассматривать как один из самых больших вызовов нашего времени. Однако простого понимания и согласия ещё мало: нам нужна новая политика, которая исходила бы из этого начального понимания и согласия, поистине экуменическая политика. Она нужна нам сейчас, ибо воздействие ее, как нетрудно высчитать, скажется лишь через десятилетия. Вот где может проявить себя воля к миру здесь, в решении этой проблемы. Очевидно, мир, в котором мы живем, по многим причинам нельзя считать завершенным: мы живем, так сказать, на грани мира.

Следуя примеру иных политиков и экономистов, авторов передовиц, а то и ортопедов, которые, запутавшись в своих внутренних спорах, апеллируют к нашим судебным инстанциям, можно поддаться искушению тоже воззвать наконец к какому-нибудь Высшему Суду, чтобы он юридически установил, что означает мир, что в это понятие входит и что является его нарушением. Мне представляется, как в процессе такого разбирательства будет хладнокровно с той интеллектуальной остротой и твердой неумолимостью, что подобает Высшему Суду, проводиться опрос, будут сопоставляться, оцениваться, обсуждаться лики войны и картины мира.

Требования дня
Я думаю, судьям здесь было бы не позавидовать, ибо разве не пришлось бы им не только сразу констатировать, что некоторые признаки войны - например, насилие и угроза - свойственны также и миру, в котором мы пребываем? И разве, с другой стороны, на должны бы они были заметить, что плоды нашей деятельности в мирное время отравленная земля, зараженные воды, гибель бесчисленных и безвестных животных и растений, - сравнимы с результатами военных действий? Наше время делает невозможными какие-либо чистые определения. Даже язык движения  за мир не свободен от заимствований из военной терминологии.

Мы живем в состоянии мира и всё же подвержены насилию привилегированному, официально одобренному насилию, которое делает наш мир всё более необитаемым. Против нашей воли у нас отнимают озера и моря, обрекают на смерть наши реки, оставляют скелеты от наших лесов. Тот, кто выступает против запрета этого, так говорят в суде, - с моральной точим зряния действует оправданно, но с юридической - неправомерно.  Получается, стало быть, так: тот, кто еще сохранил некоторую лояльность к творению, может оказаться юридически неправым. В таком случае стоит задаться вопросом: что это за законы, позволяющие насилие против всех, кто не хочет допустить разрушения окружающей среды?

К сожалению, верно то, что признал некий отчаявшийся политик: сфера действия экономики гораздо шире, чем сфера действия политики. Подобно тому, наш мир отмечен присутствием насилия, так содержит он и элементы угрозы, которая несовместима с нашим представлением о состоянии полного мира. Эти угрозы глобальны. Конференция по проблемам мирового климата в Торонто пришла к выводу, что опасности, грозящие нам из атмосферы, вполне сравнимы с атомной войной. То, что пo вине промышленности и сельского хозяйства накапливается в атмосфере и сгущается в оболочку, влияющую на климат, может обернуться катастрофическими последствиями для жизни на Земле...

Творение умирает медленно. Оно не должно погибнуть от атомной вспышки, которая вскипятит океаны и расплавит годы. На оно может погибнуть от нашего пренебрежения к нему, от нашего эгоизма. Призывами ничего не добиться, мы знаем, до чего они слабы и бессильны. Если что-то еще может изменить положение дел, то это действенная политика, обладающая достаточным воображением и готовая для начала вернуть себе сферу действий, которой ее лишили экономика промышленность.

Патента на вечность нам не дано, и отнюдь не требуется слишком большой фантазии, чтобы представить себе Землю безжизненной, покрытой пылью, овеваемой холодными ветрами. Надгробный камень над этой эпохой стоило бы снабдить надписью: «Каждый хотел лучшего - для себя». Мы живем в состоянии мира, несовершенного, вынужденного, вечно подверженного угрозе. Размышляя о силах, которые ему противостоят, перечисляя нагрузки, которыми он отягощен, исследуя задачи, которые он перед нами ставит, в хотел бы сформулировать в нескольких словах, чем мы сегодня могли могли бы сослужить этому миру службу: надо оказывать сопротивление тем, кто угрожает миру своими претензиями на власть, своим эгоизмом, своей готовностью не считаться ни с чем ради собственных интересов.

Зигфрид Ленц. Перевод М. Харитонов. Текст речи (с небольшими сокращениями) публикуется по западногерманской газете «Зюддойче цайтунг»."Литературная газета", предновогодний выпуск, 1989

Начало статьи