Готовила, чтобы успокоиться. Екатерина Комзюк пять лет кормит нуждающихся — а теперь открывает на «Севкабеле» пространство для подростков из детдомов
11 марта на «Севкабеле» открыли новое пространство «Такие же» для детей из детских домов и пожилых петербуржцев. Его придумала Екатерина Комзюк, которая с 2019 года готовит еду для нуждающихся. Сейчас она организует регулярные обеды для 2600 человек, проводит кулинарные мастер-классы для подростков и планирует привлекать к активностям пожилых людей.Екатерина рассказала «Бумаге», как начала помогать людям, […]
11 марта на «Севкабеле» открыли новое пространство «Такие же» для детей из детских домов и пожилых петербуржцев. Его придумала Екатерина Комзюк, которая с 2019 года готовит еду для нуждающихся. Сейчас она организует регулярные обеды для 2600 человек, проводит кулинарные мастер-классы для подростков и планирует привлекать к активностям пожилых людей.
Екатерина рассказала «Бумаге», как начала помогать людям, почему ее заинтересовала тема подростков из детдомов, почему пожилые люди в Петербурге чувствуют себя одинокими и как удалось договориться с десятками партнеров и спонсоров.
Екатерина Комзюк
создательница проектов «История одной кухни» и «Такие же»
О потребности готовить и идее кормить людей бесплатно
— В сентябре 2018 года у меня диагностировали депрессию и синдром Аспергера, и чтобы успокаиваться и чувствовать меньше тревожности, я начала много готовить.
Сначала я готовила дома для друзей. Но стало понятно, что, даже если собрать всех моих друзей, их не хватит на то, чтобы съесть столько, сколько я готовлю. Я занималась этим по шесть часов в день, потому что так я могла концентрироваться и чувствовать себя спокойно.
«История одной кухни» придумана 1 июля 2019, а открыта 13-го. Тогда я очень много ходила по лекциям «Фудшеринга» (проект по спасению еды от утилизации — прим. «Бумаги»), узнала масштабы выброса еды. Ребятам, с которыми я работаю, важно людей накормить, а мне — важно еду спасти, мотивация больше экологическая. C детства для меня болезненно, когда готовую еду выбрасывают, в нее же столько труда вложено.
Началось всё с того, что я стала договариваться с рынками, чтобы они отдавали мне еду — овощи, грибы, фрукты, крупы — всё, что не мясо и не молочка. Первые полгода-год я готовила для ночного автобуса «Ночлежки». Но им было очень важно, чтобы получалось 60 литров одинакового супа, а на рынках отдавали всегда разное, и мне было важно разнообразие при готовке — хоть немного творческой составляющей. Поэтому я не смогла больше готовить для «Ночлежки».
К этому времени по сарафанному радио и через группу «Фудшеринга» стало известно, что я раздаю еду, и мне стали на постоянной основе писать человек 60 в неделю. Начали разрываться соцсети. Например, когда люди узнавали, что кто-то нуждается в еде, давали мой контакт.
Первое время еда была веганская, потому что тогда я веганила. Перестала, наверное, года три назад. Веганская еда — это безопасно. Когда ты берешь чуть-чуть подбитые овощи и из них готовишь, то ты точно знаешь, что никого не отравишь. А вот работать с мясными продуктами, у которых на исходе срок годности, — это уже опасно.
О появлении 65 партнеров
— Изначально я готовила дома, потом для проекта сняла помещение на улице Декабристов — офис, в котором мы готовили с волонтерами. Потом переехали на Обводный канал в бывшее заведение с большой красивой кухней — оно сдавалось в аренду. Там мы открыли столовую, куда люди приходили, ели и могли взять еду с собой. Пришел ковид, есть в заведении запретили, отвалилось много партнеров, которые помогали, а количество нуждающихся резко увеличилось.
Стало понятно, что своими силами это никак не вывозится. Я начала искать варианты.
Так как на тот момент у меня уже был более-менее раскрученный аккаунт, про меня писали СМИ, я поняла, что можно использовать социальный капитал. Мы подружились с кучей заведений. Каждое было готово выделять некоторое количество порций. И мне стали привозить фактически готовую еду. Кто-то из волонтеров развозил ее. Кто-то из нуждающихся сам приходил забирал. Потом мы поняли, что логистически это всё достаточно сложно. Мы стали просто отслеживать, что человек сам напрямую пришел в заведение, забрал пару своих порций и ушел.
Всё это доросло до того, что сейчас у меня 65 заведений-партнеров и 2600 человек нуждающихся. У нас организованы чаты, например, чат людей на Приморской, и в каждом есть представители нуждающейся семьи. В каждой в среднем по четыре человека. Есть, конечно, и одинокие, а есть те, у кого десять человек в семье. Каждого представителя мы прикрепляем к одному-трем заведениям. Мы сделали из этого такую сеть, в которой, если наша помощь и нужна, то исключительно координационная.
Из наших 65 заведений-партнеров, которые отдают еду, 22 — это те, кто к нам пришел с формулировкой «ни слова про нас нигде, никогда». Мы упоминаем, отмечаем в соцсетях только тех, кто этого хочет. Почти всегда это не про бартер, это про то, что человек про нас прочитал, ему отозвалось, он пишет: «Давайте я вам помогу». Я не замечала какую-то коммерческую составляющую. Она же даже несопоставима. Не бывает такого, что бизнес помог нам на 50 тысяч рублей, а мы про него пост написали, и к нему приходит тысяча людей. Мне кажется, у нас почти у всех есть врожденный альтруизм, просто у кого-то больше, у кого-то меньше. И это очень сильно зависит от того, какая тема человека цепляет.
О донатах и сотрудничестве с «Севкабелем»
— Проект «История одной кухни» в формате «всё своими силами» существовал год с момента открытия. Мы собирали донаты, но их никогда не хватало, приходилось вкладывать и свои деньги. И срочные, прямо сейчас появляющиеся расходы обычно на мне. Но страшного в этом ничего нет. У меня есть основная работа, в общем, всё хорошо. Cейчас спонсоры закрывают все траты по проекту. Но бывают экстренные ситуации когда мы адресно помогаем. И такие траты с юрлица не провести. Например, вывозим откуда-то вещи через доставку. Или покупаем подопечной таблетки. Такие ситуации я описываю в соцсетях, и мы с подписчиками вместе помогаем.
В 2020 году пришел «Севкабель» и мы открыли проект «Такие же». Нам сказали: «Вы делаете классное дело, набирайте штат и высылайте нам свои расходы». Cначала он просто начал спонсировать, потом они дали нам офис у себя на площадке, а потом мы стали устраивать совместные мероприятия, вместе пиарить благотворительность.
В январе [2025-го] я написала, что сокращаю готовку для 20-30 семей. Это не о сокращении количества подопечных, а о сокращении конкретно моих усилий на готовку. А потребность накормить этих людей мы закрываем через кафе-партнеров.
Есть несколько подопечных, которые не просто приходят за едой, а еще и помогают. Например, три бабушки, которые постоянно приносят свои сушеные ягодки, говорят: «Давайте помоем вам подоконники!» Для них то, что мы раз в неделю можем собраться, вместе поготовить, поесть — это какое-то событие. Я готовлю довольно разнообразно. Мне интересно пробовать что-то новое. И они пробуют какую-нибудь мексиканскую, индонезийскую кухню. И для них это новые впечатления, как путешествие.
О помощи подопечным из детских домов
— Я раньше не задумывалась про конкретную категорию, которой хочу помогать. Но когда я начала кормить людей, большинство обращающихся за едой были пожилыми. А в какой-то момент мне стала отзываться тема с детдомовцами.
Я поняла, что не знаю ни одного выпускника детского дома. И вы, скорее всего, тоже. А если посмотреть, сколько детей выпускается из детского дома, то и я и вы за жизнь должны были быть знакомы хотя бы с 20. Я стала изучать статистику и узнала, что в целом социализируется, интегрируется в жизнь только 10 % выпускников детского дома. Остальные 90 % в возрасте до 21 года попадают либо в тюрьму, либо в зависимость, либо совершают суицид, что является огромной проблемой. (Статистику о 10 % адаптирующихся выпускников детских домов впервые опубликовала «Российская газета» в 2011 году со ссылкой на Генпрокуратуру. Цифра по-прежнему приводится в СМИ и на сайтах благотворительных фондов — прим. «Бумаги»).
Жизнь в учреждении очень сильно отличается от жизни дома. Для обычного человека приготовить ужин вместе с родителями — это бытовое событие, он это видит каждый день. Для детдомовцев — это то, чего в их жизни никогда не было. Они даже когда выпускаются из детского дома, не имеют навыка познакомиться с кем-то, поговорить, позвонить, спросить как жарить яичницу. Это закрытое, замкнутое сообщество.
Когда стало понятно, что хочется помогать детям из детского дома, мы, команда «Таких же» из семи человек, сначала делали вывозные мастер-классы через партнеров — цирк, скейт, готовка. Это социализация, общение. Мне прикольно от того, что человек из детдома будет в состоянии собрать себе салатик и познакомится с кем-то, кому потом хотя бы сможет позвонить.
К нам в офис на «Севкабеле» приходят детки из детдома вместе со своими наставниками. Через проект «Наставники детям» — ты становишься кем-то типа старшего брата или сестры, и тебе человека из детдома уже могут отдавать на несколько часов, на выходной.
Через какое-то время мы решили, что часть мастер-классов хотим проводить своими силами. Подумали о том, что будет прикольно учить их кастому одежды, решили, что откроем пространство. Цели у него три. Во-первых, — человек пришел, и мы хотим перемешать его с другими слоями общества, чтобы после выпуска он имел какой-то круг знакомств.
Во-вторых, — человек чему-то учится, он может в жизни это потом каким-то образом применять. В-третьих, стараемся давать знания, через которые человек, возможно, придумает увлечение, и у него будет заработок. Полноценным образовательным учреждением мы вряд ли станем, а вот научить оформить свой аккаунт, чтобы было потом понятно, каким образом продать свои изделия — это можем.
Лично у меня стоит цель, чтобы у нас 300 детишек из детских домов попробовали и приехали хотя бы один раз на мастер-класс. И очень бы хотелось, чтобы примерно 150 из них стали постоянными.
О потребностях пожилых людей
— Когда мы помогали бабушкам и разговаривали с ними, одна рассказала: «У меня рядом с домом есть кофейня, а я очень сильно люблю кофе и раз в неделю могу спуститься купить стаканчик». И на нее там смотрят искоса. И если мы задумаемся о том, чем занимаются пожилые люди, то у нас очень мало вариантов. Представьте, например, что пожилой человек хочет пойти потанцевать. Какая будет реакция, если вы увидите пожилого человека в клубе? Это выглядит странно. При этом, если мы посмотрим на условную Испанию — это там настолько общественная норма, что никто на это вообще не обратит внимания.
Когда мы открылись как пространство, то у нас появились пожилые люди, которые говорили: «Да давайте мы даже сами вам принесем еды и продуктов. Дайте нам пространство посидеть, послушать пластинку, попеть караоке, вместе провести время».
Как в России выглядит жизнь на пенсии? Дача, посиделки у лавочки. Мы как-то брали интервью у одной бабушки, и она говорит: «Представьте, что вы молодые, у вас есть потребности. У нас все потребности абсолютно такие же, только тело другое». Поэтому мы так и назвались — «Такие же».
Ко мне один раз подошла бабушка, которая хотела заказать секс-игрушку, и сказала: «Интернетом пользоваться не умею, а пойти в секс-шоп боюсь». У человека потребность, такая же, как у молодого, а она даже эту вещь купить не может.
Если брать детей, у них больше возможностей для социализации. В ней есть острая потребность только у детей из детдома. У детей из малообеспеченных семей есть возможность выйти на детскую площадку, пообщаться с другими, поиграть во что-нибудь. У пожилых людей даже нет каких-то центров, куда они могут прийти. А если есть, то очень мало.
Я вижу большой потенциал в том, что мы будем задействовать подопечных пожилого возраста в нашем новом пространстве, для детских мастер-классов.
Фото: «Бумага»
Что еще почитать:
- «Приют» для книг работает в Петербурге. Как Максим Люкайтис спасает выброшенную литературу и помогает сельским библиотекам.
- Как делать всё больше инклюзивных проектов, когда пространство для них сужается? Рассказывает создательница «Огурцов» и «Нормального места».
